Ток над Иргиной

Бурко тонет, Бурко тонет,

Бурко тонет на воде.

Нас угонят, не пригонят,

Похоронят на войне.

Вернулся Семён Захаров весь в орденах. Вернулся с ...Востока — но как! Успел ещё и японских самураев добить. Вот уж воистину «Смелого пуля боится, смелого штык не берёт».Прав Алексей Сурков. Прав!

Росли — подрастали для фронта очередники. Свою готовность идти на битву с врагом они выражали на Току хором:

Кому шапочка боброва,

Мне фуражка с козырьком.

Кому милка черноброва,

Мне винтовка со штыком.

Последующие группы новобранцев, верны обычаю, уходили на фронт тоже с частушками. Их провожало, пело, ревело, стонало все моё село. Плакало, но пело. Пело назло войне. Пело под Улошну. Теперича самое время сказать, что же эта за Улошна. С чем её едят? Образно говоря, это какая-то божественная мелодия. Как Иргина, текучая. Заливисто-волнистая.

Когда я слышу Улошну, всё тает в груди, освежается, цветёт. Улошна в тыщу крат милее, сладостнее Полонеза Оринского, шедевра музыкального искусства. Улошна может соперничать, пожалуй, только с какой-нибудь мазуркой или полькой, кои в той же тональности. Не обходится в Ключах ни одна свадьба, ни один юбилей, никакой другой праздник, тем более — колхозный сабантуй.

Улошна — по существу Гимн моего села. Да, да именно Гимн. Да и не только моего села. В районе нашем её наяривают повсеместно, как и в других. Но там она звучит немножко иначе, с другим акцентом. У гармониста Шамарят Михаила Ивановича Вилисова Улошна звучит сносно.

Когда началась война, в тот день мне исполнилось десять лет. Выше мною вскользь уже сказано, что в Сухом логу, за четвёртым курортным корпусом, было массовое гуляние. Проще сказать, массовка. Пели и плясали колхозники «Урала» и «Хлебороба» именно под Улошну. Частушки звенели по всему логу.

Вдруг ошеломляющее, потрясающее чудовищно страшное известие: В-О-ЙН-А… Все помрачнели — и в слёзы. Словно раскаты грома, жуткий вспыхнул людской вой. Стоны. Нет, это был не просто сплошной рёв, это был рёв невыносимо тяжёлый, доселе никому не ведомый. Мне показался он даже каким-то диким, в дрожь бросающим. Я ещё не знал толком, что там убивают тысячами, миллионами.

Алексей Швалев, Ефим Дьяков, Антон Лавров, Александр Пастухов, Михаил Вилисов, Николай Вилисов, Иван Изгагин, Петр Чирков, Борис Манохин, Сергей Манохин, мой отец Яков Алексеевич и ещё многие трактористы «Урала» ушли воевать в первый же год войны. Им поклонилось во след всё моё село. Пошла жизнь наперекосяк, кувырком. Но песню всё-равно не убьёшь. И не задушишь.

Хлеб убран весь. Снопы в скирдах. На молотилке МК-1100 молотили круглосуточно. Вася Самсонов сознательно (для передышки) толкнул в «амбразуру» молотилки три снопа целиком, не развязанными. Ремни слетели, мотор заглох. Все обрадовались: какой молодец! Вилы в землю — и мертвецким сном. Почти в беспамятстве от усталости адовой.

- Что-о-о случилось? — зычно, угрожающе закричал бригадир Никита Закомлистов. Луны постыдитесь! Что нам скажет товарищ Сталин?! Всем немедленно встать и за работу!!!

Это был приказ, как на фронте. Что делать? «Свой рок и судьбу кленя», все снова впились в молотьбу. Мотор опять загудел, соломенное остожье всё выше и длиннее. Хоть бы крошечку от лепёшки. Хоть бы минуточку поспать ещё. Да. Было трудно. Тяжко! А Ток всё равно жил. Жил — и баста! Пели до самозабвения. Миша Хахилев, весь-целиком — отдавший себя колхозу «Урал» ушедший, как Василий Шукшин, из жизни досрочно, уже знал свой недуг, свою обречённость и запевал заунывно:

Милка знала, завлекала,

Милка, что ты думала.

Из весёлого парнишки

Сделала угрюмого.

Вы не все, цветочки, вяньте,

Хоть один да поалей.

Вы не все меня ругайте,

Хоть один да пожалей.

Похоронки шли пачками. Безутешное вдовье и сиротское горе стучало, ломилось почти в каждую колхозную избу. Но наперекор всему не умирал Ток — жил. Процветал и господствовал. Он гудел, как гудел и на току польскóм потный, жаркий труд хлеборобов, где молотили хлебушко, отправляя его на фронт до последнего зёрнышка.

Нет же, не падали духом. Работали и пели. Работали, рук не покладая. Пели, как бы помогая фронту. Потому что «Нам песня строить и жить помогает». Если дружите вы с песней, жизнь становится чудесней. Не поёт лишь идиот. Патриот всегда поёт.

Ночь. Глубокая ночь. А Ток всё равно кипит, пенится. Поют себе да поют. Поют до третьих петухов про невест и женихов. Война катилась уже к Берлину, становилось веселее, и репертуар на Току приобретал сюжеты довоенного времени. Преобладали частушки лирические, частушки-прибаутки, частушки-потешки, начинённые то мягким, безобидным взаимным подтруниванием, то насквозь пронизанные тончайшим юмором. Вот несколько из того цикла:

Вересова ягодка

В калошу закатилася,

Хорошо, милка, целуешь,

Где ты научилася?

Частушки лились каскадом. Их просто невозможно перечислить. Иные же так и просятся на страницы районки:

На завалинке сидели

Мы с милашкой до утра.

Всей бригадой полнедели

Убирали клевера.

Хорошо в Усть-Иргино,

За сосновой кучею,

А Ключи-то всё равно

Место самолучшее.

Боже ж ты мой, сколько было спето-перепето частушек за один сеанс!

Поистине бездонен, не иссякаем кладезь народной мудрости, народного творчества. «Да разве об этом расскажешь?» — сказал в своё время поэт-песенник М.В. Исаковский. Так и тут. Всё это видеть надобно. Слышать, прочувствовать до мозга костей надобно. Никому, ничем и никогда Ток из памяти нашей не вытравить.

Я хорошо помню гармонистов Тока второго этапа, тока военного лихолетья. Некоторых назову: Яша Лавров (Багыш), Юра Винокуров, Саша Коренкин, Гриша Кузнецов, Борис Рожков, Гриша Лутков, Даниил Русинов и другие колхозники и старшеклассники тогда семилетней школы, а также старшекурсники Суксунского педучилища.

Гармонистом был, знаете ли, Тимофей Черепанов. Под стать Васе Крысе. Это был гармонист-виртуоз, гармонист-ас. Его пальцы бегали по клавишам так бойко, так быстро — диву даешься. Их просто даже не видно было. Казалось, по грифу сновало что-то механическое. Причём, с синхронной точностью. Будто строчил автомат или пулемёт. Невообразимо бешеная скорость пальцев при вариациях.

Улошну, как и Подгорную, Тимофей Черепанов играл блистательно, идеально, классически. Сегодня ему непременно пожали бы руку оба брата Заволокины из телепередачи «Играй, гармонь!» и Виктор Татарский из многолетней телепередачи «Встреча с песней».

Ещё деталь. Тимофей Черепанов ТАКИЕ(!) номера отчибучивал, такие фортели-трюки «подбрасывал» — уму непостижимо! К гулеванке он ездил в Барабу из Брёхово. Считай, через всё село Ключи. Педали ногами крутит, и на гармошке наяривает. Как в цирке. Циркач он ещё тот. Поищи-ка. Дудки! Старухи и бабы сидят на завалинке в широченных тёмных юбках с цветастыми запонами, семечки после Ильина дня лузгают и моложаво глядят ему вслед. Всегда он им обязательно поклонится, улыбнётся:

- Дра-А-Аа-а сьте, мои прехорошие!

А им чего и надобно. Уж больно приветливым был, доброжелательным, а с Ольгой своей необычно ласковым, нежным. Как и Вася Крыса, тоже первый парень на селе. Едет на своём худеньком (чуть ли не с каменки) самокате, и как Лемешев, напевает:

Ой ты рожь, моя рожь,

Колосистая.

Хор-рр-РР-ошо, гармонь, поёшь -

Голосистая.

Продолжение читайте в следующих номерах

Много воды утекло с тех пор. Много событий совершилось. Но есть на селе неравнодушные люди, которые занимаются изучением своего края, записывают события прошлых и настоящих лет, пишут очерки, создают книги по краеведению. Вот и в Ключах есть жители бережно хранящие историю. Сегодня мы публикуем лишь часть важных дат, что содержит четырёхсотлетняя история села Ключи.

1620 г. – Первое упоминание о Ключах. Считается, что основателями были беглые крестьяне, шедшие по Сибирскому тракту на каторжные работы.

1662 г. – Построена деревянная церковь в честь Иоанна Златоуста. Деревню Ключи переименовали в с. Златоустовское. Но лихие люди сожгли эту церковь.

1703 г. – Открыт Ключевской серный ключ.

1722 г. – Началось строительство новой каменной церкви в честь Воскресенья Христова.

1775 г. — Состоялось открытие новой церкви, которая строилась 50 лет. Церковь имела три престола: Воскресения Христова, Иоанна Златоуста и Николая Чудотворца Мирликийского.

1790 г. — В селе Златоустовском проживало 1300 душ населения

1828 г. — Начали использовать воду серного ключа для лечения.

1843 г. — Министерством государственного имущества в Ключах было открыто училище

1858 г. — Открыта первая приходская школа, в ней обучалось 9 мальчиков и 2 девочки.

1863 г. – Доктор Щербаков опубликовал анализы химического состава Ильинского ключа и трудился над открытием лечебницы в Ключах.

1865 г. — А.П. Щербаков обнаружил большие запасы лечебной грязи в Суксунском пруду, а в Красном Яру нашёл соляно-щелочные воды.

1871 г. — Открыто Златоустовское женское училище.

1917 г. — Революция, гражданская война и курорт прекратил работу.

1924 г. — Курорт вошел в состав кунгурского окружного отдела здравоохранения и началось регулярное использование вод.

1937 г. – С арестом церковных служителей церковь пришла в полное запустение.

1956 г. – В храме расположилась машинно-тракторная мастерская колхоза «Ключи».

1894 г. — В Златоустовской волости проживало 6259 человек.

1929 г. — Курорт возглавил Василий Корнилович Модестов, впоследствии основавший курорт «Усть-Качка».

1933 г. — Появилось новое здание Ключевской семилетней школы. Этот год считается годом рождения школы. Школу принял Седегов Павел Пименович. В 1941 году он ушёл на фронт.

1941-1944 г.г. — На курорте расположен военный госпиталь №3144.

1952 г. – Ключевская школа реформирована в среднюю.

1953 г. — Школу приняла Косенко Валентина Николаевна — участница Великой Отечественной войны. Директором была 9 лет.

1966 г. – Директором стал Кожевников Геннадий Алексеевич. Проработал в должности директора без малого 30 лет.