Мы не знали детства

Я родился за 2 года до войны и поэтому её начало не помню. В памяти только 1943-й. В этот год ввели погоны, и я, узнав о них, просил маму сделать мне погоны на свою верхнюю одежду, по-деревенски – лопотину. Она пришила на плечи какие-то тряпочки, и я вышел на улицу. Один, уже взрослый парень, сказал мне, показывая на плечи: «Эти погоны надо заслужить!». Но я всё равно носил их с гордостью! Помню конец войны. Мой дед, Павел Максимович, выписывал газету и читал нам вслух, какие города освободили, сколько взяли в плен немцев, сбили самолётов, сожгли танков. Но очень хорошо запомнил статью, а, возможно, это был просто рассказ деда, о наших кавалеристах, как они преследовали немцев, шашкой разрубали их от плеча до паха, а когда отрубали голову, то те без головы продолжали бежать.

Очень хорошо запомнил День Победы. Было весеннее солнечное утро. Вдруг стук в окно. Это прибежала дежурная из сельсовета и кричит: «Война кончилась!». Оббежав всю деревню, она всем сообщила долгожданную радостную весть! Это была радость со слезами на глазах, пели, радовались все, плакали те, у кого близкие погибли на войне.

Мы, дети войны, не знали детства. Постоянное чувство голода и холода, особенно зимой. Дрова заготавливать было некому. А ведь их нужно нарубить, привезти. Разбирали свои ограды, деревянные постройки… Помню, как таскали жерди, которые называли охропотки. Этими жердями была огорожена вся деревня, чтобы скотина не вышла и не попортила посевы. На въезде в деревню были ворота. А мы, пацаны, дежурили около них. Проезжающие шофёры за открытие ворот бросали кто 3 копейки, кто 5. Это была радость для нас!

И всё же главное воспоминание из детства – постоянное чувство голода. Зимой только постная похлёбка и лепёшки из ржаной муки. Даже картошки было не досыта. Она росла мелкая, надо прожить зиму и ещё оставить на семена. Потому, когда на ней появлялись ростки, их срезали и потом сажали. Немного оживали с приходом весны. Когда снег растает, первым делом выходили на пашню и копали посаженную раньше картошку: её дождями размывало, и она оказывалась снаружи. Мороженую, а то и гнилую, собирали и пекли из неё лепёшки. Как говорилось: лепёшки из гнилой картошки. И ничего вкусней их не было! Потом появлялся липовый лист. Его собирали, сушили, толкли в ступке и тоже пекли лепёшки. А если в них ещё добавляли муки – это было объедение! Спасали и пистики. Они росли на пашнях и собирали их по щиколотку в грязи. А когда появлялись земляника, клубника, малина, а потом черёмуха – мы оживали! Одежды и обуви у нас не было. Только появлялись проталины, мы уже бегали босиком. Истрескавшиеся, в цыпках ноги болели ужасно. Мази никакой не было, мазали сметаной.

Все ждали, когда отелится корова-кормилица. То, что мы выжили, так это благодаря корове. Но ведь её надо было кормить. Сенокосов тогда не давали. Каждая свободная от леса сотка земли распахивалась, а косили лога, угоры. Женщины, чтобы прокормить корову, на себе таскали траву ночами, а если кого поймают с вязанкой травы, заставляли нести её на конный двор. А ведь ещё молоко надо было сдать государству 200 или 300 литров с коровы. Кроме того, сдать яйца, шерсть, а если заколешь овечку или поросёнка, тогда и шкуры. Колхозам был дан план на хлебопоставки и, в первую очередь, он должен быть выполнен, а сколько останется – надо было засыпать семена. А уж остальное делили колхозникам на заработанные трудодни, примерно по 200-300 граммов на трудодень. Обычно давали рожь, её надо было смолоть в муку. У нас в деревне мельницы не было, ездили на Мазуевку, там была маленькая речка и на ней мельница. Через какие-то промежутки времени вода в речке кончалась, жернова переставали крутиться и затворы закрывали, чтобы накопить воду. Урожаи зерновых были низкие, удобрений никаких не было, да и пахали лошадями. У нас в д. Д-Озеро было 3 бригады, в каждой около 40 лошадей – это был основной транспорт. Автомобиль в деревне появился только после войны. Хлеб на сдачу государству возили в Кишерть на лошадях. Керосин для тракторов возили из Кунгура по две 200-литровые бочки. Но на трактора надеялись мало, они постоянно ломались, а трактористами были в основном женщины. Я помню, как заводили трактора после ремонта: одна берётся за заводную рукоятку, а двое-трое помогают ей верёвкой. А сколько было поломано рук при запуске тракторов, сколько выбито пальцев рулевым колесом! Это я всё испытал на себе.

Отец мой вернулся с войны в 1946 году, весь израненный. Два маминых брата погибли. Дядя, Падуков Александр Иванович, был в плену с первого до последнего дня войны, два раза безуспешно пытался бежать, освободили его американцы.

Алексей Андреевич Ширяев, п. Суксун